кинк, ПВП, ER
часть 1, 3К словПервый раз Олли заговорил об этом как раз в тот момент, когда они урвали минутку в плотном гастрольном графике ради друг друга. Очередная гостиница в очередном городе, полумрак, его тело, сияющее молочной кожей. Разбросанная одежда, приоткрытое окно, потому что комната полна запаха секса и жара от их тел, растрепанные волосы, искусанные губы и всего лишь несколько минут до оглушающей разрядки.
Марко опять меняет позицию, выпрямляется, стоя на коленях, подхватывает руками ноги Олли, продолжая настойчиво толкаться в блаженную тесноту. Марко смотрит на него, на красивую шею, подчеркнутую запрокинутой головой, на длинные пальцы, комкающие простыни. Дыхание вырывается тяжело и с хрипами, лоб щекочут капельки пота, но останавливаться не хочется. Только не сейчас, когда мышцы на животе Олли уже напряглись, когда он выгнулся особенно сладко, когда посмотрел настолько откровенно, обжигая огнем, плескающимся в светлых радужках, что дрожь прошлась по спине и шее морозной волной.
— Олли… Олли-и-и, — Марко добавляет в голос низких вибрирующих ноток, вырывая из любовника еще один откровенный звук, и, прикрыв глаза, полностью отдается во власть ощущений.
Сильные мышцы сжимают его член плотным кольцом, и от избытка всего он, не удержавшись, легко прихватывает зубами кожу под коленом у Олли. Последние несколько рваных движений, дрожание мышц, хрип, полный наслаждения — и Марко кончает, до боли сжимая пальцы на чужих бедрах, где после на нежной коже наверняка останутся отпечатки.
Во всем теле — невероятная, томящая тяжесть, и хочется упасть и не шевелиться ближайшее столетие. Под веками продолжают плясать разноцветные пятна, но Олли все еще там, в том мире, напряженный и подведенный к самой грани. Марко смотрит на раскинувшееся под ним тело, медленно ведет самыми подушечками по напряженному прессу, заставив Олли заскулить от щекотки и желания кончить, подогреваемого таким варварским способом. Пальцы смыкаются на члене и хватает пары движений вкупе со слабыми покачиваниями в его теле, чтобы пришло наслаждение.
Белые капли расцветают на белой коже, Марко прихватывает несколько из них и мажет Олли по губам, прежде чем упасть сверху, тяжело дыша.
— Черт, это было потрясно, — затылок и макушку легко массируют благодарным жестом, и Марко, уже почти провалившийся в сон, что-то согласно мычит.
— Надо будет как-нибудь поменяться ролями, ты не думаешь?
Сказанные слова на мгновение цепляются за мозг, но извилины превращены в бесформенное нечто, ему слишком хорошо и пусто, чтобы вообще о чем-то думать, и на утро Марко благополучно их забывает. Ну, или почти забывает.
Второй раз это происходит перед концертом. Они все в гримерке — шутят, как обычно, перекрикивая друг друга и настраиваясь на концерт. Шумное людское море уже здесь, и когда дверь приоткрывается, Олли может слышать, как настойчиво их зовут.
Марко о чем-то хохочет с Яни и Яской, браслеты на его руках издают слабый приятный звон, когда он размахивает руками, в ролях пересказывая какую-то забавную историю, и Олли не может оторваться от этого зрелища ни на мгновение. Ему нравится наблюдать за Марко, нравится смотреть на него. Неяркий свет окружает высокую стройную фигуру, желтит волосы и мягкая улыбка в таком освещении кажется еще более приятной и уютной.
Олли оглаживает взглядом плечи, провожает линию позвоночника, скрытую футболкой, замирает на боках, которые, признаться, он просто обожает. А потом долгим взглядом гипнотизирует задницу Марко, как и всегда скрытую неприлично низко сидящими брюками не до конца.
Нет, безусловно, Олли любит задницу Марко, и, наверно, думает о ней слишком часто в последнее время. Но на концертах виднеющиеся над кромкой брюк части ягодиц отвлекают и раздражают. Хочется подойти и отвесить смачный поджопник, а после подтянуть джинсы чуть ли не до ушей. Но Марко изящно игнорирует все указания на этот счет, каждый раз поступая так, как ему того хочется — то есть спуская брюки еще ниже к вящим фейспалмам Кэпа, шуткам Яни и Яски, болезненной улыбке Яри и бессоннице Олли.
Мысль о смене ролей в постели чем дальше, тем все сильнее занимает его, и, когда после очередного выступления Марко заваливается в гримерку и с размаху падает лицом вниз на диван, Олли не переживает о том, как тот устал. Весь мозг занимает неоновая вывеска «его чертова задница!..», а дальше в мыслях образовывается блаженная пустота, и Олли вынужден находится от Марко как можно дальше, чтобы не сделать чего лишнего.
Каждая, абсолютная каждая идея рано или поздно сводится к одному и тому же, и это уже начинает утомлять.
Давным-давно начиная встречаться с Марко он никогда не думал о чем-то подобном. Высокий рост, статная фигура, чарующий голос и напористый характер словно поставили какой-то барьер, и Олли желал лишь отдаваться во власть сильных рук раз за разом, не думая ни о чем другом. Но с годами Марко открывался со все больших сторон, являл ему все больше граней своей богатой и сложной души, что вылилось в достаточно странные желания.
Вот и сейчас Олли не выдерживает. Поднимается на ноги, подхватывает Марко за локоть и, игнорируя смешки за спиной и двусмысленные комментарии, тащит его куда-то в коридоры здания, туда, где темно и никого нет. Заводит за угол, прижимая к стене и запуская руки под футболку. Марко от такого внезапно развития событий какое-то время стоит истуканом, но быстро втягивается в процесс, и вскоре они исступленно целуются как какие-нибудь школьники на заднем дворе альма-матер подальше от взглядов учителей.
— Что это на тебя нашло? — Марко насмешливо выгибает бровь, мурлыкая эти слова Олли прямо в рот. Он позволяет сжимать себя за талию и шарить холодными пальцами по своей спине, чем Олли и пользуется, жадно оглаживая все, до чего может дотянуться в спешке.
— Меня слишком волнует твоя задница, Сааресто. Подтяни брюки или она пострадает, — Олли раздраженно шипит, когда Марко, пользуясь разницей в росте, смеясь уклоняется от очередного требовательного поцелуя. По счастью, это продолжается недолго, и их губы вновь встречаются, а жаркое дыхание обжигает кожу.
— Ты что же, не будешь заботиться обо мне, не будешь нежным и неторопливым? — Марко вновь насмешничает, дразняще просовывая пальцы под ремень брюк Олли. В его глазах плещется искреннее веселье и горит тот самый огонек, означающий — этот концерт будет совершенно из ряда вон.
— Давай проверим, каким я буду?
Марко на мгновение замирает. Смотрит несколько секунд совершенно серьезным взглядом, очевидно пытаясь понять, шутит Олли или нет. А после мягко улыбается и, чмокнув в уголок губ, произносит:
— Мы опаздываем, Капу нам голову снимет. Идем.
Олли разочарован и не скрывает этого, так что, напоследок все же подтянув брюки, как и давно хотел, убегает далеко вперед, а после все выступление нарочно откровенно гипнотизирует одну известную часть тела Марко взглядом, заставляя последнего ощущать определенный дискомфорт.
В третий раз это случается на каком-то праздновании. Они в студии, их всех окружает знакомая обстановка, что способствует расслабленности и откровенности. Алкоголя не так уж чтобы и много, но достаточно для того, чтобы Марко, захлебывающийся смехом, валялся на полу, закрывая лицо рукой, а остальная группа подогревала его истерику нескончаемыми шутками.
Олли не может такое проигнорировать. В голове приятно стучат градусы, отгораживая от сознания реальность матовой пеленой. То есть, он мало осознает то, что делает. Куда-то пропадают остальные друзья, пропадают стены и потолок. Есть лишь Марко и сумрак, скрывший все остальное.
Не особо отдавая отчет о своих действиях, Олли подходит ближе и усаживается Марко на бедра, склоняясь над его лицом и удерживая руки того прижатыми к полу.
— Олли, ну хоть ты-то не начинай! — как будто издалека слышится голос Капу, пока Марко, все еще продолжающий посмеиваться, гипнотизирует Олли завлекательным взглядом, подернутым поволокой. Он облизывает губы, и Олли тут же оказывает заворожен этим жестом. В груди кипит дикий клубок, от которого во все точки организма расходится обжигающее тепло. Хочется перевернуть Марко, уткнуть лицом в ковер и наконец-то воплотить все свои желания в реальность, что глодают его изнутри подобно некормленным псам.
Наверно, во взгляде Олли мелькает нечто, потому что Марко внезапно становится совершенно серьезным и принимается с удвоенным вниманием рассматривать его лицо. Двигает бедрами на пробу, и Олли на мгновение прикрывает глаза, демонстрируя, как ему нравятся подобные намеки и наслаждаясь соприкосновением их тел.
— Число три — твое любимое? — шепчет Марко, не делая попыток вырваться и тем самым заводя Олли как пружину. Время вокруг них останавливается, и он, наверно, мог бы разглядывать лицо Марко тысячелетиями.
— Не ожидал такой настойчивости? — Олли получает возможность насладиться улыбкой Марко и его прикрытыми веками. — Мое предложение все еще в силе. И рано или поздно, но я получу свое, это мы оба понимаем. Так почему бы просто… не сложить оружие, — он наклоняется ниже, к самому уху друга, шепча и обдавая кожу горячим дыханием.
Марко резко втягивает воздух, когда Олли и сам едва ощутимо двигает бедрами. Они оба возбуждены, и начать хочется прямо здесь.
— Поцелуешь меня при всех прямо сейчас — и я согласен, — Марко улыбается подобно Чеширу, очевидно думая, что Олли не решится на нечто подобное, но еще раньше, чем он успевает закончить фразу, на него накидываются на него с жадностью, забирая слова, дыхание и последние крупицы сопротивления.
— Так, я делаю вид, что ничего не видел, а вы делаете вид, что вам не поебать на душевное состояние ваших друзей, окей? — голос Кэпа врывается в их уютный мирок совершенно внезапно, но Олли, поглощенный открывающимися перспективами, реагирует слабо. Он все еще сидит на Марко, ощущая жар его тела, и все еще полон решимости воплотить желания в жизнь до того, как тот протрезвеет и включит неубедительное «я ничего не помню, значит, этого не было».
— Не волнуйся, мы уже уезжаем, — он быстро поднимается на ноги, вздергивая следом за собой и Марко, и под шутки на грани фола выходят из помещения, спеша к парковке.
Когда за ними захлопывается дверь квартиры, а Олли смотрит на Марко с осязаемой жадностью, тот понимает, на что согласился. Не то, чтобы он был категорически против — он всегда открыт экспериментам в любой плоскости жизни. Просто это немного… страшно. Подобный опыт — если он случится — должен стать первым в его жизни и даже то, что это Олли — родной, близкий и любимый Олли, а не кто-то посторонний, не особо успокаивало.
Очевидно, его неуверенность не остается незамеченной, потому что последующий поцелуй бесконечно нежный и успокаивающий. Олли целует его мягко, полный желания успокоить бешено стучащее сердце Марко, и в кои-то веки не хочется перехватывать инициативу.
Все в этот вечер совершенно не так. Непривычно. Будоражаще. Его на этот раз теснят спиной в сторону спальни, его гладят и сжимают, толкают и раздевают. Постепенно Олли входит в раж, его движения становятся более жадными, прикосновения языка — настойчивыми, а ногти оставляют полосы на коже спины, заставляя возбужденно выдыхать.
Они вместе падают на кровать не разрывая объятий, и Марко позволяет делать с собой очень и очень многое без каких-либо возражений, полностью наслаждаясь происходящим к своему собственному удивлению. Олли проворно расстегивает брюки, скользит рукой под белье и крепко сжамает член, тут же начиная неспешно надрачивать, вглядываясь в лицо Марко. Возбужденно приоткрытый рот и полное отсутствие комментариев, на которые тот обычно столь щедр во время секса — достаточно красноречивые признаки, но, очевидно, желание потрепаться — это заразно.
— Тебе нравится? — он меняет хватку, сжимая чуть сильнее, заставляя Марко издать задушенный хрип, который Олли тут же слизывает с его губ.
— У тебя всегда были безумно быстрые и проворные пальцы. Что принципиально нового ты хочешь услышать?
— Не делай вид, будто тебе все равно, Сааресто, — он стаскивает брюки с бельем с Марко еще ниже, вытаскивая член, прижимая его к животу и начиная двигать рукой плотнее. — Не зли меня, — Олли выдыхает это ему на ухо, с удовольствием отмечая, как Марко реагирует на изменения обстановки отлично заметной дрожью.
— А если? Если я тебя разозлю? Что тогда будет? — Марко поворачивается к нему, встречаясь взглядами. В его глазах провокация, и Олли с готовностью увеличивает темп сразу на несколько порядков, а после резко убирает руку, вызывая разочарованный стон и получая от этого удовольствие не менее сильное, чем от прикосновений к Марко в роли ведущего, а не ведомого.
Они все еще лежат почти полностью одетыми на отвратительно целой постели, и Олли полон решимости исправить это. Следует еще один поцелуй — долгий и жаркий, во время которого они поспешно избавляются от вещей, постепенно начиная соприкасаться все большими участками оголенных тел. Олли не отказывает себе в удовольствии еще несколько раз огладить член Марко, заставляя того шире расставлять ноги.
— Я хочу, чтобы ты оседлал меня, — шепчет он как раз тогда, когда первый палец полностью скрывается в Марко. — Я хочу, чтобы ты насаживался на мой член, а я мог видеть твое лицо в тот момент, когда я буду погружаться в тебя, — Олли принимается медленно двигать рукой, наслаждаясь тем, как недоумение в лице Марко мешается с постепенно проявляющимся удовольствием и как удовольствия становится больше с каждым движением.
— Черт…
Голос у Марко дрожит и срывается, он впервые не знает, куда себя деть и что ему делать. Хочетсся большего, или меньшего, хочется оттолкнуть Олли или прижать его так близко, как только это возможно. Смятение овладевает всей его душой и он не знает, чего хочет по-настоящему. И он не хочет пока что признаваться даже самому себе в том, что все слова, сказанные Олли, возбуждают его до невероятности и хочется поддаться этим приказам и грязным словечкам, сказанным тихим, спокойным голосом.
Нетерпение подстегивает и заставляет подрагивать кончики пальцев. Желание Марко убежать становится меньше, но не уходит до конца — он все еще боится, но Олли, старательно двигающий в нем пальцами, отвлекает и ласкает изнутри, помогая отвлечься на ту волну странного блаженства, что медленно поднимается во всем теле.
Следующее, что он помнит — это Олли, шепнувший: «Ты мне веришь?» и мотки изоленты, обернувшиеся вокруг запястий. Марко обеспокоенно вскидывается, дергает руками на пробу, но клейкие полоски держат крепко, врезаясь острыми краями в кожу и стягивая ее. Сам он застыл в достаточно откровенной позе — на коленях, уткнувшись лицом в подушку и предоставляя Тукиайнену прекрасный вид на свое тело.
— Черт, что ты?.. — алкоголь выветривается, пальцы пропадают, и страх начинает захлестывать с удвоенной силой. — Серьезно, Олли, я…
— Тише. Просто положись на меня, хорошо? Неужели ты думаешь, что я причиню тебе боль? — Олли тут же утыкается ему губами в висок, успокаивая, а тонкие пальцы принимаются нежно поглаживать поясницу.
— Нет, просто… Не думал, что тебя занесет настолько далеко. Чертов экспериментатор, — Марко издает нервный смешок, ведя плечами и стараясь расположить связанные руки чуть удобнее. Ноги неумолимо разъезжаются, твердый член касается простыней, и от осознания того, как он сейчас выглядит, горячее вожделение вновь дает себя знать, ядом растекаясь по телу.
— Просто вспомни, в каких странных местах мы с тобой трахались за все это время и заткнись, — Олли хмыкает, куда-то пропадая, а затем Марко захлебывается стоном от неожиданности.
Что-то мягкое и влажное касается его ануса, и только спустя целую вечность или быть может секунду до него доходит, что это Олли. А стоило это осознать, как возбуждение вызывает короткое замыкание во всех нервах тела, и с губ срывается неверящий, но полный удовольствия стон.
Олли самозабвенно вылизывает его, проникая так глубоко, как только может, кружит у входа, оглаживая самым кончиком языка сморщенную нежную кожу, больно сжимает пальцами и разводит в стороны ягодицы, и от всего этого кружится голова, а из горла рвутся хрипы наслаждения и жадности. Хочется, чтобы это никогда не прекращалось, хочется умереть от этого. Руки онемели и неприятно саднят, Марко время от времени двигает плечами, но действия Олли с лихвой компенсируют неудобства, и от мысли о том, в какой позиции он сейчас находится и о том, что с ним вытворяют, все тело горит, а стыдливая волна подстегивает возбуждение. Он и помыслить не мог — каково это — стоять вот так, не мог подумать, что Олли ощущает себя так каждый гребаный раз.
А после они вновь меняют позиции, и вот уже Марко, сильно выгнувшись в спине, сидит на чужих бедрах, ощущая кожей его твердый член, упирающийся в ложбинку между ягодиц, видящий свой собственный — блестящий от смазки и невероятно напряженный, видящий Олли — прекрасного Олли, у которого в глазах плещется такое сильное и жадное желание, что они как будто светятся в полумраке. У входа скользко и чуть холодно от большого количества лубриканта, и руками он может касаться растянутого входа, возбужденно выдыхая от осознания того, какой он раскрытый.
— Давай. Сделай это для меня, — голос у Олли охрипший, он лежит, освещаемый недостаточным светом от светильников над кроватью. Одну руку он закинул за голову, а вторую держит на бедре Марко, кажется, не собираясь помогать ему совершенно, и от этого еще одна волна дрожи проходит по телу.
— Да, мистер Грей, — находит в себе силы пропищать Марко, копируя женский голос, за что немедленно получает с силой сжавшиеся на коже пальцы. Черт. Это было неожиданно и даже болезненно, но до странного приятно, так что желание хохмить пропадает, оставив после себя только приятное ощущение от этого властного жеста.
Повинуясь молчаливому приказу он, чуть приподнявшись, находит рукой член Олли и, приставив головку ко входу, принимается медленно расслаблять бедра, впуская его в себя. Это больно. Это чертовски больно и неприятно. Даже растянутый — он просто не может принять в себя всего Олли, и Марко страдальчески жмурится, медленно продвигаясь миллиметр за миллиметром.
— Черт… Я… не могу, — его голос дрожит, и приходится замереть на половине, напрягая бедра и испытывая сильный дискомфорт.
— Марко, ты сможешь. Сможешь, мой хороший, — Олли, кажется, пребывает в полнейшем экстазе от его действий, так что при заминке тут же вскидывает голову, ласково поглаживая по всему, до чего может дотянуться. — Еще немного, ты молодец. Это так охуенно. Ты такой узкий, блять, — последняя фраза вырывается у него явно помимо воли, и Марко движется еще ниже, преодолевая сопротивление и ощущая, как на глаза наворачиваются слезы.
— Тише, тише. Давай я… — Олли придерживает его за бедра, видимо заметив неладное. — Выдохни, — а затем толкается до самого конца, вырывая из Марко крик. Они оба замирают: один от бесконечного чувства заполненности, второй — от того, с какой силой обхватывают мышцы его член.
Олли подтягивается к нему, прижимаясь к торсу и осыпая шею поцелуями, одной рукой поглаживая опавший член. В груди крутится ураган эмоций, Марко хочется зацеловать всего от макушки до кончиков пальцев, и он тонет в этом диком коктейле из нежности и неудержимого, голодного желания. Желания скользить в нем так быстро и так долго, как того позволит время, трахать сильно и с неудержимым напором, врываясь как можно дальше. Пока Солнце не взорвется и не сожжет их всех.
Дальнейшее напоминает обрывки кинопленки. Стонущий Марко, выгибающийся на Олли, сам Олли, сжимающий руки на его коже с такой силой, что красные отпечатки грозят перейти в синяки. Они вместе, двигающиеся навстречу друг к другу. Запрокинутые головы, капелька пота, щекочущая кожу между сведенных лопаток, Олли, покрывающий быстрыми легкими укусами ключицы и грудь Марко. Натертые красноватые следы от изоленты на запястьях, сильный прогиб в спине, стоны и шлепки кожи о кожу, скользкая смазка на бедрах и онемевшие пальцы.
Смена позы. Марко утыкают лицом в подушку, позволяя упасть на бок, долгие, медленные толчки, протяжный скулеж, частое дыхание, зажмуренные глаза. Олли, который сжал зубами кожу у Марко на плече и размеренно, плавно двигается. Дискомфорт сменяется робким удовольствием, а потом и волнами наслаждения. Это не похоже на привычное возбуждение. Это медленно и постепенно, когда кажется, что верхняя точка никогда не будет достигнута, а потом ты внезапно оказываешься посреди бушующего океана, и всего слишком много.
Олли касается головки его члена, легко нажимая, и этого хватает, чтобы Марко утащило в самую пучину. Кончая, он чувствует, как голова кружится, как наполненность пропадает, и Олли мягко целует его в висок, освобождая руки от пут, а после он проваливается в сон, и во сне его кожу ласкают накатывающие теплые волны.
бонус, 500 словУтро начинается для Марко с того, что его мягко целуют под подбородком и копошатся на груди, щекоча чем-то мягким. Во всем теле приятная расслабленность, мышцы — кисель, ему тепло и уютно под одеялом. Но копошение все не прекращается, поцелуи начинают сыпаться чаще, а проворные руки ныряют в пуховые недра и легко начинают поглаживать живот, вызывая щекотку.
— Доброе утро, — хрипло хмыкает он, улыбаясь Олли — конечно, кто еще мог бы обтискивать его с утра пораньше. Тот расплывается в ответной улыбке и, наклонившись, шепчет:
— Доброе, — а затем легко касается губ, и Марко откидывает с его лба спутанные ото сна и завившиеся волосы, любуясь ним в мягком полуденном свете. Олли в ответ на такое буквально сочится радостью и вновь прижимается к груди, позволяя обнять себя за плечи.
— Ты выглядишь до неприличия довольным, — хмыкает Марко, разглядывая Олли. Тот и правда практически светится, а на дне зрачков плещется сытое выражение, которое еще вчера было нестерпимым голодным огнем. Воспоминания прошедшего вечера накатывают неспешно, позволяя насладиться ими, и Марко ловит себя на мысли, что это был чертовски интересный эксперимент.
— Знаешь, ты тоже, — Олли кладет подбородок Марко на грудь и хитро ухмыляется, внимательно вглядываясь в его лицо.
— Хм… Не буду спорить.
Желания вставать нет никакого, и обниматься в постели — это то, что Марко особенно нужно в такой момент, но человеческие потребности зовут в уборную, и он со вздохом откидывает одеяло, готовясь сползти с кровати.
Копчик простреливает болью и он громко охает, хватаясь пальцами за тумбочку.
— Марко? — Олли обеспокоенно подрывается на постели, смотря на него испуганным взглядом. Черт. Он конечно предполагал нечто подобное, но не настолько же. — Тебе помочь?
— Все в порядке, — Марко криво улыбается и, выпрямившись, все же до ужаса медленным шагом направляется к пункту назначения, а, вернувшись, с повторным стоном блаженно валится на кровать.
— Черт, Марко, я не предполагал, что тебе будет настолько больно, — Олли появляется перед ним как чертик из табакерки. В его лице застыли вина и страх, в руках — тюбик с мазью (о боже), а рука, кажется, независимо от хозяина, жалостливо поглаживает друга по плечу. — Наверно, не стоило так… Только умоляю — лежи, не шевелись.
— Олли, я не умираю. Расслабься, не метушись. И уж тем более ни о чем не жалей. Я ведь не жалею, — Марко подмигивает, заставив Олли покраснеть до кончиков ушей. — Лучше используй лекарство по назначению, — он двусмысленно двигает бровями и перекатывается на постели, укладываясь на живот, чтобы спустя минуту насладиться мягкими прикосновениями к раздраженной коже. От нежности и заботы, которая его окутывает, вновь нестерпимо хочется спать, и Марко зарывается лицом в подушку, приготовившись вздремнуть, ощущая, как Олли, закончив с мазью, принимается массировать ему спину.
— Только не увлекись, я еще не готов ко второму раунду… — сонно бурчит он, а затем смеется от шутливого щипка за бок.
Наконец, Олли укладывается рядом, и Марко закидывает на него руку, придвигая ближе к себе и наслаждаясь слабым травяным запахом, исходящим от его волос.
— Думаю, ты не будешь против, если мы как-нибудь повторим? — в голосе Олли — вопрос и волнение, что невероятно умиляет.
— Только не раньше, чем через месяц и только после того, как я разложу тебя на пульте в студии.