несколько фичков

[potfrps]

ку-ку решила вам кое-чего притараканить. надеюсь понравится
Ррейтинг: R
пейринг: Олли/Марко
размер: ~2,8К слов
сахарный флафф, херт/комфорт, немного тупого авторского юмора)

Холодно

Олли слышит скрежет ключа в замке, а затем по квартире проносится усталое и хрипловатое:
— Я дома!

Звук упавшей сумки, шелест куртки, стук ботинок — опять Марко кинет их как попало, и после придется вытирать лужу грязной воды, что с них натечет.

Вздохнув, Олли откладывает книгу и идет в прихожую, уже приготовившись читать нотации, но осекается, не успев раскрыть рта: Марко бледный настолько, что напоминает вампира, и даже натянутый до самого носа шарф не может скрыть от Олли эту болезненную бледность. Шарф неряшливой кучей приземляется на тумбочку, и теперь лучше видно следы неаккуратно стертого макияжа и уставший взгляд. Марко трет ладони друг о друга и шумно дышит на них, пытаясь отогреть негнущиеся пальцы, а затем отворачивается и легко покашливает в кулак, болезненно жмурясь. Поднимает взгляд, строит виноватое выражение лица и слабо улыбается. И это не та реакция, к которой Олли привык. Обычно, если они были порознь какое-то время, Марко, едва зайдя домой, обнимает его, встречающего у порога, ласково касается губами скулы и трется щекой о волосы, мурлычет шутливо и щипает за бок, добиваясь от Олли усталого от подобных выходок выдоха. А затем целует по-настоящему: глубоко и чувственно, не спеша выпускать из теплого кольца рук. Шепчет, как соскучился и ласково гладит по плечам и спине, смотря так, что перехватывает дыхание — столько в его взгляде восхищения и любви.

Вместо всего вышеперечисленного сейчас Олли может довольствоваться только тяжестью уставшего любовника на своем плече и дрожью, гуляющей у того по телу. Кожа Марко даже под тканью теплой кофты ощущается холодной просто до ужаса, и он машинально растирает широкие плечи, позволяя использовать себя в качестве опорного столба.
— Эй… — мягко шепчет Олли, тормошит Марко обеспокоенно, стараясь заглянуть в лицо. Берет его ладонь в свою, переплетая их пальцы, и вздрагивает от того, насколько они у Марко ледяные. Тот висит на нем безвольной куклой: замерзший и выдохшийся, и Олли хмурится: да, съемки клипов обычно бывают невероятно утомительными, но чтобы настолько…
— Там было пиздец как холодно, — слабо бормочет Марко и вновь заходится приступом сухого, пока еще легкого кашля. Он старается прижаться теснее, вжаться холодным носом Олли в шею, туда, где так сладко пахнет, обвить руками сильнее и никуда не отпускать. Впервые за несколько часов ему по-настоящему тепло: дома, в заботливых объятиях, и терять сейчас это чувство подобно смерти. Но…
— Хочу в душ. Свариться там, а то такое чувство, будто и кости льдом покрылись, — Марко виновато смотрит, но Олли только кивает и ласково ведет ему пальцами по скуле.
— Иди, ты совсем как ледышка. И после быстро в постель. Я пока сделаю чай.
— Кофе, — Марко строит коронный щенячий взгляд, мечтая о своей любимой, большой кружке, полной ароматного и пышущего паром напитка.
— Чай, — строже повторяет Олли, хмуря светлые брови, и Марко со вздохом соглашается. Возможно, чай с травами сейчас и правда будет лучше…

Включая воду и со стоном избавляясь от брюк, мимолетно полюбовавшись уже начавшей алеть, но все еще твердой кожей на бедрах, Марко слышит, как на кухне Олли гремит чашками в шкафу и еле слышно матерится, когда, как обычно, подставляет руку под пар из кипящего чайника. Качает головой, а затем с повторным стоном становится под горячие струи воды.

Его всего до сих пор трясет, и волосы на руках дыбом — то ли не успел согреться, то ли организм безумеет от такого перепада температур и издевательства над собой. Хочется упасть в кровать и уснуть, но в носу влажно и Марко с грустью думает, что после такого избежать простуды точно не получится, а значит и спокойный отдых под вопросом. Он шипит, когда пальцы на ногах начинает колоть — кровь вновь начинает течь так, как ей пристало, и это хорошо, но почему же так чертовски больно?

— Сделай воду не такой горячей — легче будет, — Олли неслышно появляется в ванной, просовывает голову и руку за шторку и самолично принимается крутить кран, настраивая температуру до оптимальной. Марко смотрит на него сонными глазами и словно со стороны видит, какое обиженное выражение появляется у него на лице.
— Ты хочешь, чтобы я все же стал ледяной статуей? Не спорю, я буду прекрасной статуей, но подобная перспектива вообще не радует, — вода, текущая по плечам, перестает ощущаться кипятком, и Марко с досадой думает, что Олли как всегда был прав — колет теперь и правда не так сильно. Только все равно хочется вывернуть кран до упора и стоять так, пока не начнет слезать кожа.
— Не хочу, чтобы у меня был вареный рак вместо любовника, — Олли качает головой и легко улыбается, а затем тянется рукой пощекотать Марко живот. Тот недовольно отстраняется от такого неуважения к себе уставшему и замерзшему, и Олли со вздохом задергивает шторку обратно.
— Чай уже готов, так что хватит плескаться. Нормальную температуру телу нужно возвращать постепенно. Я положил твою одежду на корзину для белья.

Отстранено Марко думает о том, что мог даже и обидеть Олли своей реакцией, но он слишком устал, а бесконечно проворные пальцы его гитариста всегда вызывают внутри одно определенное чувство. И он явно не готов сейчас к чему-то подобному.

— Хорошо. Спасибо! — кричит он погромче, чтобы Олли точно услышал за шумом воды, пусть дверь в ванну и не закрывается, когда они оба дома.
— Давай-давай, буду целовать Ваше Ледяное Величество. Растапливать сердце своей Снежной королеве, так сказать, — хмыкает Олли где-то совсем рядом, в этой же комнате, очевидно дожидаясь, пока он вылезет — обнаженный и мокрый, и Марко вздрагивает.
— О-олли, — умоляюще тянет он, но все же выключает воду и отдергивает штору, натыкаясь на внимательный взгляд.

Это странно — они видели друг друга голыми бессчетное количество раз, пробовали в постели всякое и трахались в самых неожиданных местах и позах. Они знакомы так долго, что кажется, будто стали продолжением друг друга. И все равно взгляд серых глаз Олли заставляет Марко ощутить тепло румянца на щеках от смущения. Ощутить, но не задуматься — он слишком устал для чего-то подобного. Так что, кашлянув, Марко выбирается из ванны и принимается торопливо промакивать кожу полотенцем, желая поскорее одеться и скрыться от прохладного после душа воздуха.

Олли считает несколько иначе. Сделав шаг вперед, он отнимает у Марко полотенце и, зажав его концы в кулаках, принимается резко растирать плечи. Спускается все ниже и ниже, пока наконец не добирается до ягодиц и бедер, и Марко устало хмыкает, прикрывая веки. Он не в силах вынести этот взгляд — только не сейчас.

Но от энергичных движений мягкой ткани по коже и правда становится лучше, и, благодарно коснувшись губ Олли своими, Марко одевается в теплые штаны и кофту с длинным рукавом. Задумчиво смотрит на теплые носки, но надевает и их тоже, а затем спешит в спальню, ловко забираясь под одеяло и конструируя себе теплый кокон. Олли входит следом, и Марко чувствует, как под его весом слегка прогибается матрас с другой стороны кровати.

— А чай?
— Олли… Устал, — Марко ненавидит себя за этот капризный тон, но ничего не может с собой поделать. Смотрит тоскливо на парующую чашку, но выпутываться из теплого, мягкого плена и уж тем более вытаскивать руки не хочется так сильно, что он бы расплакался, будь ему шесть.
— И для кого я старался…
— Солнце, прости, но я, правда, так устал, — Марко шепчет это скорее подушке, чем Олли. Глаза закрываются сами собой, он все еще немного дрожит, но холод, пробравший его в особняке до костей, сейчас ощущается уже не так остро, и терпеть вполне можно.
— Давай хотя бы несколько глотков. Он с лимоном. А то будешь носом потом хлюпать, — неугомонный Олли все же тормошит его, переворачивая на спину, смотрит умоляющим взглядом, и, черт, Марко никогда не мог отказать такому.
— Не могу пошевелиться, — предпринимает он последнюю попытку. Марко не возражает против чая, правда, но дрожь уже почти утихла, и если он сейчас пошевелиться — придется вновь с ней бороться.
— Я помогу, — Олли ласково улыбается, ведет пальцами по лбу и зарывается в волосы Марко, и такому сопротивляться точно невозможно.

Олли помогает Марко сесть, укладывает удобнее подушку, чтобы можно было опереться на нее спиной, а затем берет чашку в руки и подносит ее к губам Марко.

Чай вкусный: сладкий и крепкий, как он любит, и там, кажется, вместо ломтика лимона их целый килограмм. Вниз по пищеводу разливается тепло, Марко облизывается и пьет еще и еще, пока в животе не оседает горячий ком, и наконец-то терзавший его холод отступает насовсем.

— Спасибо, что нянчишься со мной, — он ласково улыбается Олли, и тот прижимается лбом к его лбу, а затем коротко целует в губы.

Теперь точно можно лечь поудобнее, зарыться лицом в подушку, укрыться одеялом по самые уши и забыться сладким сном, ожидая, пока организм придет в норму.

Марко хочется мычать от удовольствия и покоя, что его окутывают, и губы сами собой складываются в довольную улыбку, когда в нос пробирается приятный запах кондиционера для белья, исходящий от чистой простыни, а сзади прижимается Олли — горячий и слегка костлявый.

И Марко любит эту костлявость всем сердцем и ни за что бы не променял ее на что-то другое.

Сон почти забирает его в свои объятия, когда Марко чувствует движение движение за спиной, а затем Олли прижимается теснее и оплетает руками сильнее, тыкаясь носом за ухо.

Сопит так шумно и забавно, втягивая носом запах геля для душа, а после коротко целует в шею и хмыкает, явно довольный проделанным действом. А затем целует еще и еще, трется носом о кожу и сжимает рукой поперек живота, желая стать еще ближе.

Касания ласковые и нежные, и Марко впору бы забыться под них и уснуть, но это же Олли, а значит, что измученный организм все равно заставит кровь бежать быстрее в одно определенное место.

— Олли, я устал, — сообщает он, но поцелуи сыпаться на шею не прекращают: их даже становится больше. Прикосновения ощущаются за ухом и на затылке, и Олли зарывается носом ему в волосы, водит и фыркает от легкой щекотки, но не прекращает, закидывает ногу ему на бедро, жмется теснее пахом к заднице и не собирается выпускать из рук.
— Я ничего не делаю, — тянет он, и Марко слышит улыбку в его голосе. Противоречивые желания раздирают его на части: хочется повернуться и сгрести Олли в охапку, отвечая наконец на поцелуи, сминая сопротивление и лаская тонкие, любимые губы, но ему слишком лениво для каких-либо движений вообще.
— Ты меня возбуждаешь, — обиженно тянет Марко, чувствуя тянущий узел внизу живота и то, как у него твердеет член. Даже удивительно, что у него встал в таком состоянии, но ведь это Олли, а с Олли у него встал бы даже в случае почти полной кровопотери.
— Просто целую тебя, — шепчет Олли насмешливо, а после умоляюще добавляет: — Соскучился за день.

Вновь касается губами за мочкой, втягивает чуть кожу, отпускает и снова льнет, заставляя волоски щекотно приподниматься от горячего дыхания.

— Ты меня всегда возбуждаешь. В общем и целом, — Марко уже даже немного жарко от таких с собой манипуляций, и он едва ощутимо, инстинктивно подается бедрами назад, вжимаясь задницей в пах Олли и ощущая его возбуждение даже сквозь слои одежды и одеяло.

Олли вновь хмыкает, но больше ничего не говорит. Рука с проворными пальцами принимается двигаться активнее: поглаживает живот через одеяло, скользит к груди, а затем пробирается к шее, чтобы погладить почти невесомо, надавить у кромки волос массирующим жестом и заставить Марко издать еще один рваный выдох. Довольный и желающий большего.

— Наконец-то тепленький, — счастливо оповещает Олли и вновь трется носом о кожу Марко, и тот может слышать довольную улыбку в родном, любимом голосе. — Такой хороший. Не могу перестать целовать тебя. Хочется трахнуть тебя такого просто сил нет, — с каждым последующим словом его голос все понижается, и под конец уже полон хриплых, жадных ноток. Марко не выдерживает такого к себе отношения.

Переворачивается со стоном, и наконец-то ловит дразнящие губы своими. Олли сладкий на вкус и чуть пахнет лимоном, который наверняка жрал, пока готовил чай — чертов извращенец, даже в сахар не макает кислые ломтики. Целовать его — высшая благодать на земле. Сминать тонкие, покусанные губы своими, скользить по ним языком, а затем, отстранившись, любоваться ими — потемневшими, яркими и самую каплю припухшими. Такими волнительными на вид и вкус.

Пальцы Олли касаются скул Марко, гладят и гладят раз за разом, пока они целуются, а сам Олли взбирается на него, пошире расставив ноги. Трется и ластится, чертенок, заставляя возбуждение усиливаться, распространяться по телу со скоростью лесного пожара, пока не перестанет хватать воздуха, пока жар не заполонит всего Марко целиком и не потребует выхода.

— Олли… — умоляюще зовет он, отстраняясь и тяжело дыша. Олли пакостливо улыбается и касается губами подбородка Марко, а затем щек, и носа, и линии челюсти, и даже пытается пролезть под одеяло к шее и кадыку.

При этом его рука совершает привычный, давно знакомый маршрут ниже, к паху, и Марко выгибается, подаваясь бедрами вверх, когда чувствует сильные пальцы как раз в том месте, где его твердый и уже влажный член изнывает без внимания.

— Пустишь к себе под одеялко? — Олли облизывается и хитро лыбится, а в глазах пляшут язычки пламени. Жадного, полного вожделения пламени, такого ласкового и наполненного восхищением до самых краев.
— Мое одеялко, — Марко просто хочется отдохнуть уже, и он обиженно хмурится, но дрочить самому себе, когда рядом Олли — кощунство, и, противореча собственным словам, он уже распутывает теплый кокон, желая поскорее ощутить кожу Олли своей.
— Не будь жадиной, — чертова маленькая бестия улыбается так широко и довольно, и Марко в который раз в своей жизни думает, что все отдал бы за эту улыбку: забирай машину, квартиру и деньги на банковском счету, а в придачу возьми еще сердце и душу.
Он чувствует короткий порыв сквозняка, пока Олли забирается к нему, укладываясь сверху: тонкий и гибкий; дрожит, но жар любимого тела компенсирует неудобства сполна. Жар и твердый член Олли, так правильно соприкоснувшийся с его собственным.

— Мы как какие-нибудь старперы-пуритане. Еще бы шторы задернули — и вообще аутентично на сто процентов, — Олли хихикает, но еще раньше, чем Марко успевает напомнить любовнику, для чего, собственно, он пустил его под одеяло, проворные пальцы мягко выдергивают футболку из штанов, пробираясь по нагревшейся коже вверх по животу, а губы Олли все же добираются до его шеи.

Вдвоем под одеялом не слишком удобно, даже жарко, Олли ерзает на нем, но при этом целует и ласкает, и Марко согласен потерпеть. Он прикрывает глаза, дышит глубоко и тяжело, пока жадные губы оставляют ему засосы у ключиц, а ловкие пальцы щекочут кожу на животе и ребрах.

Он разводит бедра шире, позволяя Олли пристроится удобнее, и наконец-то контакт налажен: твердый член трется о твердый член, посылая по телу искрящиеся ветви напряжения и желания, и Марко стонет, ловит лицо Олли в свои руки и тянет на себя, впиваясь в губы требовательным поцелуем.

Ему так одурительно хорошо: и от давления на пах, и от рук, уже успевших спуститься к бедрам, и от Олли в целом — ласкового, заботливого и такого требовательного, когда у него в висках бьется ожидание оргазма.

— Олли… Олли-и… — задыхаясь, зовет он, шепчет, будто молитву — умоляюще, как-то слишком тонко, и наконец-то пальцы, которыми Марко так часто любуется, теряя всякую связь с реальностью, пробираются за пояс штанов, приспуская их и давая члену свободу.
— Мой хороший… Потерпи, — Олли дышит точно так же тяжело, как и Марко, но быстро развязывает завязки и на своих шортах, и наконец-то можно ощущать все плотно, ярко и остро: кожа к коже, бархатно и влажно.

Марко стонет, откидываясь на подушку, прикусывает губу, и Олли ласково освобождает ее от плена острых зубов пальцами, одновременно двигая бедрами на пробу.

Тело Марко взрывается ощущениями: ему мало, ему хочется быстрее и резче, и, задыхающийся и раскрасневшийся, он смотрит на Олли, а затем ловит подушечки его пальцев губами, втягивая их в рот. Обводит мокро языком, сжимает несильно зубами, и видит, как искажается любимое лицо от неконтролируемого удовольствия.

Толчок, еще толчок, и еще — Марко разводит ноги шире, давая Олли больший доступ к своему телу, доверяясь, открываясь. Веки дрожат, и он закрывает глаза, не прекращая посасывать тонкие пальцы. Обнимает Олли поперек спины, выгибается, ощущая, как их члены трутся друг о друга и по телу гуляет острая волна, ищущая выход.

Они двигаются и тяжело дышат, но прекратить сейчас — выше их сил. Марко запрокидывает голову, стонет открыто, не скрываясь, шарит бездумно руками по спине Олли и его затылку, ласково перебирая волосы. Марко может ощущать на себе чужой взгляд — все равно кожа сейчас будто оголенный нерв. Этот взгляд жадный и полный восхищения, он пробирается внутрь, к самому сердцу, что бьется быстро и рвано.

Простонав, Олли наконец-то опускает руку, обхватывает их члены ладонью, позволяя соприкасаться плотнее и четче, а сам приникает губами к манящей, доверчиво открытой шее.

Он так любит Марко. Всего, до кончиков волос. Уставшего, больного, капризного, счастливого или обуянного вдохновением. И такого тоже любит — потерявшего голову от жажды и похоти, стонущего так требовательно и хрипло, сжимающего его поясницу длинными ногами.

Толчок, толчок, толчок, движение ладони навстречу— ритм ровный, пульсирующий, такой, который Марко нравится больше всего, и наконец низкий, гортанный стон прорывается в воздух, оседает на коже тяжелой капелью, и Олли чувствует, как его руку и немного — живот Марко — пачкает теплая сперма.

А затем он и сам кончает, впившись зубами в кожу у Марко на шее и желая кричать его имя так громко, чтобы услышал весь мир.

Когда он немного приходит в себя Марко уже спит. Встрепанный, с порозовевшими щеками и неровным, сбитым дыханием. Олли улыбается от этой картины и, не удержавшись, ведет пальцами чистой руки тому по скуле. А затем, наскоро обтерев их, остается с Марко под одеялом — вдруг снова замерзнет?

Ррейтинг: пг-13
пейринг: Марко, Олли
размер: ~1,1К слов
солнце, Индия, бассейн, немного томного сексуального напряжения

Солнце Индии

Порывистый ветер Индии вихрится над прозрачной поверхностью воды и шуршит пальмовыми листьями. Ветер ласково оглаживает кожу, треплет волосы и заставляет приподниматься волоски на коже, покрытой микроскопическими капельками пота.

Жарко.

Олли рад, что выдался перерыв между выступлениями и он может посвятить немного времени себе и своему телу. В конце концов, это просто преступление — быть так далеко от холодного, снежного дома и не загореть хотя бы немного!

Он задумчиво смотрит на бассейн. Прохлада воды манит, зовет остудиться, сбросить напряжение, нырнуть поглубже, ощущая ее мягкость каждой клеточкой, но он пока в раздумьях, а почему — и сам не знает. Возможно из-за того, что в глубине мозга так или иначе бьется назойливая мысль о вероятной простуде, а быть может все дело во внимательном взгляде, который Олли ощущает на своей коже.

Постаравшись обернуться как можно незаметнее, он кидает короткий взгляд на Марко. Тот не изменяет себе и даже у бассейна валяется на шезлонге в плотных, темных брюках и черной же футболке. Благо, хоть без шарфа и куртки.

Олли ежится, представляя, насколько Марко может быть жарко в штанах, плотно облепивших ноги, тесных и жмущих в определенном месте. И совершенно не в том, о котором думается в самую первую очередь. Просто Марко до сих пор не может принять тот факт, что поправился, и отныне любимые джинсы врезаются в мягкие и нежные бока. Олли чуть улыбается своим мыслям, не прекращая смотреть. Думать. Представлять…

Какая горячая кожа под футболкой. Влажная, солоноватая на вкус, мягкая… Как она будет блестеть, если позволить солнечными лучам скользнуть по ней, такой бледной, почти не знающей солнца, потому что Марко слишком вредный и капризный, слишком деятельный, чтобы просто пролеживать время, принимая солнечные ванны.

Но ему наверняка будет приятно, если Олли прикоснется прохладными, мокрыми пальцами у пупка, или даже скользнет ниже. Если позволит нескольким каплям упасть на вечно твердые, вытянутые соски. Если позволит шаловливому ветру все же приласкать и кожу Марко тоже, приподнимая короткие волоски.

Взгляд его, укрытого тенью пляжного зонта, кажется лазурно-синим, гипнотизирующим, сияющим, как колдовские огни на болотах. И Олли требуется минута для осознания того, что он откровенно пялился все это время, и что вся маскировка давно свелась на нет. Он чувствует, что краснеет.

Марко кажется расслабленным, как сытый зверь, и мягким, тающим на солнце, как воск. Олли даже отсюда видит легкую полуулбыку, украсившую тонкие губы. Улыбка эта предвкушающая и зовущая, ломающая линию рта до прихотливого изгиба, хитрой лисьей ухмылки, которую Олли хочется слизать, закусать и избавить Марко наконец-то от этого всепонимающего прищура.

Сконфуженный, он неловко переступает босыми ступнями по бортику, а затем торопливо ныряет. Вода обжигает прохладой, окутывая своими мягкими объятиями, и, опуствшись до самого дна, он прогибается в спине, замирая на мгновение, а затем делая несколько мощных гребков и наконец-то выныривая. Теперь ветер не кажется таким теплым, но это даже приятно, ведь тело наконец-то ощущает свежесть, а не липкую пленочку пота и жара, накопившегося внутри. Капли влаги стекают по шее, бегут ручейками с мокрых волос, и Олли довольно фыркает, убирая их со лба и стараясь выкинуть мысли о Марко из головы.

Сейчас есть только он, бассейн, и теплое индийское солнце, окрашивающее кожу тонким слоем расплавленного золота. И ему вовсе нет никакого дело до бедер Марко, разведенных весьма откровенно и расслабленно. Отстраненно Олли думает о том, что хочет снять тому брюки. Но исключительно лишь в целях избежания перегрева! Он просто переживает!

Поднимаясь по ступенькам из бассейна, Олли старается смотреть только на свой шезлонг и небрежно лежащее на нем полотенце. Чуть позже это самое полотенце мягко путешествует по его телу, собирая капли влаги.

Олли старается не пропустить ни единого участка кожи, но накануне он заснул в автобусе в не самой удобной и удачной позе, и теперь мышцы в правом предплечье побаливают и неприятно ноют при попытке повернуть или поднять руку повыше.

Он хмурится, стараясь закинуть руку за спину сильнее, уже думает плюнуть на это дело и просто набросить ткань на плечи, но ленивый голос заставляет вздрогнуть и торопливо обернуться.

— Помочь?

Марко смотрит на него, стараясь убрать смешинки из глаз и легкую усмешку, но Олли все равно чувствует их и вздыхает. Опять Марко такой… Марко.

Задумчиво закусив губу, он все же решается подойти ближе, а еще прихватывает с собой крем, который должен сберечь его нежную северную шкурку от слишком сильных солнечных лучей. Почему бы и нет, раз уж ему и так любезно вызвались помочь, правильно ведь?

Он нерешительно останавливается рядом с шезлонгом Марко, который так и не соизволил занять более приличную позу. Марко знает, что на него будут смотреть в любом случае, а еще в подобном настроении ему слишком все равно на мнение остальных.

Лениво потянувшись, он хватает полотенце и с нажимом проводит им от лопаток Олли до самой поясницы, задевая ткань плавок.

Олли вздыхает.

— А спину не намажешь?

Он смотрит на Марко настороженно, но тот только улыбается и делает приглашающей жест рукой. Вновь краснея, Олли садится между его разведенных ног.

Без соприкосновений, без объятий, но все равно смущающе. С Марко вообще часто так: иногда тому стоит лишь посмотреть или улыбнуться, и сразу становится как-то не по себе, сразу возникает чувство, что что-то более откровенное и придумать сложно, и даже публичный секс будет не настолько пошлым, чем один единственный взгляд.

Щелчок колпачка, легкий скрип шезлонга, и вот теплые ладони касаются его прохладных после воды плеч. Олли довольно жмурится, не поворачиваясь к Марко, не бросая на него взглядов из-под ресниц, кажется, даже не дыша. Мягкие руки скользят по коже, ниже, еще ниже, втирая крем и стараясь не пропустить ни сантиметра. Просто прикосновения, просто небольшая помощь, но почему же у Олли такое чувство, будто Марко абсолютно бесстыдно прикасается к нему, ласкает так неумолимо влажный от выделяющейся смазки член, заставляя развести ноги шире, показывая его все всем желающим?

Олли вспыхивает от собственных мыслей, от картин, что рисует ему разыгравшаяся фантазия, и старается незаметно перевести дыхание.

Дело сделано, мягкие пальцы больше не кружат у шейного позвонка, и он немного оборачивается к Марко всем корпусом, желая поблагодарить.

Олли совершенно не ожидает, что Марко быстро, почти незаметно и едва ощутимо коснется губами его шеи. Как раз в том месте, где выделяется красноватый вчерашний засос.

Этот поцелуй обжигает сильнее кипящего масла, отдается легкими покалываниями за грудной клеткой и дергает крюком где-то в животе. В этом прикосновении слишком много желания и восхищения, и мурашки бегают по всему телу.

Олли осекается, а затем хмурится в ответ на ласковую улыбку, пытаясь подобрать нужные слова, чтобы осадить разыгравшегося любовника. В конце концов, это исключительно его вина в том, что Олли уже хочется наплевать и на бассейн, и на загар, уводя Марко отсюда в самый укромный угол отеля, который только можно себе вообразить.

— Марко… Увидят.

Быстрое прикосновения пальца с остатками крема к носу Олли в шутливом жесте и уже знакомый хитрый прищур:
— Не увидят, если ты не будешь так мило краснеть.

Ррейтинг: R
пейринг: Марко/Олли
размер: ~1,4К слов
повседневность и провокации, опять странный йумор

Обычности

— Доброе утро, — хмыкает Олли и ласково целует его в подбородок, а затем чуть отодвигается и с улыбкой наблюдает, как Марко недоуменно хмурится после сна, стараясь поскорее включиться в работу, осознать себя и, наконец-то, поцеловать в ответ.
— Доброе, — голос хриплый и плохо слушается хозяина. Олли любит такого Марко особенно. Нет, нет сильнее любого другого Марко, просто особенно. По утрам тот долго приходит в себя, слишком сонный, и любит понежиться подольше в теплой кровати, в то время как Олли, вставший примерно в такое же время, уже готов сворачивать горы.

Марко обычно уклоняется от утренних ласк, прячет лицо в подушке или одеяле, заматывается по самые уши и ворчит, требуя, чтобы его оставили в покое. Что Олли, конечно же, не делает, с маниакальным смехом щекоча тому ребра или сжимая везде, куда дотянется через перекрученное одеяло.

Он сидит рядом, пока Марко досыпает положенные ему две минуты, а затем открывает глаза. Сам. Осмысленные, со светящейся в них готовностью на ответную атаку.

Протянув руку, Марко жестом подзывает Олли ближе, и тот не заставляет себя долго упрашивать. Откидывает одеяло с голой груди любовника, садится на бедра, ласково сжимая теплую кожу пальцами.

— Поцелуешь? — он улыбается, пощипывая Марко за живот, и смеется, когда тот осуждающе хмурится. Марко не рад тому факту, что его есть, за что щипать, но Олли, конечно же, можно. Олли вообще много чего можно. Практически все, на самом деле.
— Фу, тебе разве не противно утром целоваться? — Марко качает головой, а затем все же улыбается. Ловит пальцы Олли своими и подносит к губам, прижимаясь к огрубевшим от струн подушечкам.
— Нет, я ведь-то зубы уже почистил, — Олли смеется, а затем завороженно умолкает, наблюдая, как его руку осыпают легкими поцелуями. Подушечки, суставы, костяшки, выпирающие косточки и вены, местечко между большим и указательным… Марко любит пальцы Олли, Марко любит кисти Олли, Марко любит Олли. Всего, целиком и полностью. И такого — приставучего и полного энергии, когда хочется дремать в обнимку, он, в принципе, тоже любит.
— Какой шустрый. А что ты еще можешь делать так же быстро? — Марко смотрит хитро прищурившись и улыбаясь, а Олли отчаянно борется с желанием погладить его по щеке, покрытой легкой щетиной. Не то, чтобы кто-то из них был против, просто тогда они явно застрянут в постели еще на несколько часов, а это ну никак не вписывается в его планы.
— Тебе пока не светит. Вставай, лежебока. Я завтрак в постель нести не буду, — Олли пытается сползти с уютного места, но Марко внезапно ловит, сжимает бедра ладонями и внимательно смотрит. Обжигающе. Олли замирает под этим взглядом, будто заглянул в глаза Медузе Горгоне. В глазах Марко горит обещание. Предвкушение. Чего-то, что отдается сладким тянущим чувством внутри тела и отзывается волной жара на коже. Пока еще слабое, едва уловимое и неясное, позже оно обещает вспыхнуть и разгореться до самых звезд.
— А мог бы, — у Марко серьезный голос, но в глазах пляшут чертики. Маленькие и пакостливые, которые дразнятся так болезненно. Диссонанс порождает стремление, и Олли думает, что готов и своих чертей отпустить на волю, лишь бы поддерживать в Марко подобное настроение. Чтобы позже оно вылилось во что-то интересное и заманчивое.
— Мог бы. Но не буду, — он мило улыбается и все же соскальзывает с Марко. Хлопает напоследок по бедру, а затем выходит из спальни, не оборачиваясь произнося: — И только попробуй вновь завалиться спать, Сааресто! Я за тобой слежу.
— Тогда ты узнаешь, что я буду сейчас делать, — хмыкает Марко. — Явно не спать.

Олли слегка краснеет от этих слов, но не смотрит. Думает. Настолько ли Марко откровенный и наглый — и ленивый, чтобы лежать и дрочить, пока Олли совсем рядом и нужно просто встать с постели?

Мозг рисует увлекательные картины и он слегка трясет головой. Блинчики явно не обрадуются, если он забудет про них в угоду члену Марко. А Марко не обрадуется пустой тарелке.

Когда тот все же спускается вниз, на кухню, у Олли готов уже пятый блин. На столе стоят и отдыхают от холодильника шоколадный и ягодный сиропы, и теста осталось совсем немного.

Олли хмыкает, наблюдая за Марко краем глаза и качая головой: все же, ленивый. Тот не утруждался натягиванием футболки или майки, и сейчас щеголяет оголенным торсом. Садится за стол, откидывается на спинку стула, вытягивая длинные ноги, и, вертя что-то в пальцах, принимается наблюдать за Олли.

Который чуть не сжигает очередной блин от такого психологического прессинга. Взгляд у Марко тяжелый и опускается вниз по телу сотнями камней, целой лавиной, что погребает Олли целиком. Не дает дышать, придавливает к земле и заставляет дрожать руки.

Он старательно переводит дыхание, а затем возмущенно оборачивается.

Олли уже хочет. А еще он знает, что Марко знает о его желании.

В ответ — милая, ничего не значащая улыбка. Слишком хитрая и понимающая, чтобы ее можно было спокойно переносить.

— Олли, сгорит что-нибудь.

Марко подпирает голову кулаком. Он прекрасно знает, как действует на Олли его взгляд, как сильно он сейчас дразнит любовника, но предпринимать ничего не собирается. Пока. Пусть уровень нетерпения внутри Олли достигнет максимума, а вот потом уже можно будет…

Олли фыркает, делает музыку на телефоне громче и больше не желает обращать внимания на провокации.

О том, что конкретно можно будет, Марко пока не думает. Слишком лениво. Да и к тому же — ему нравится просто наблюдать. Олли в фартуке, надетом поверх шорт и растянутой футболки, повисшей на нем целым балахоном, стоит у плиты и слишком показательно подтанцовывает какой-то очередной попсе, доносящейся из динамика. Увлекательнейшее зрелище. По кухне плывет аппетитный аромат и Марко чувствует себя счастливым.

Хотя нет — почти счастливым. Для показателя в сто процентов не хватает одной маленькой детали…

Он подходит ближе и ловит Олли в кольцо рук, плотно прижимаясь вставшим членом тому к ягодицам.

Лопатка выпадает из рук незадачливого повара с громким, отчетливым звуком.

Олли прекрасно, невероятно отчетливо ощущает твердое и горячее возбуждение Марко сквозь несколько слоев ткани, и от этого внутри дергает слишком ярко и слишком сладко, чтобы можно было держать себя в руках.

Он конвульсивно двигается и негромко стонет, затуманенным, поплывшим взглядом смотря на медленно подрумянивающийся блин на сковороде.

Олли так отчаянно сильно хочется содрать с Марко брюки и трахнуться с ним прямо здесь, у рабочего стола, на кухне, что пальцы ломает дрожью, и он рвано выдыхает, подаваясь назад, прямо на стоящий член. Трется бедрами, гнется в спине и кусает себя за губу, сдерживая постыдный скулеж.

Он ощущает себя каким-то школьником, подростком, одержимым сперматоксикозом. Возбуждение слишком острое, слишком внезапное и слишком жадное, и это просто невозможно, нереально и ненормально, но терпеть — выше его сил.

Особенно когда Марко так плотно, сильно и правильно обвивает его руками поперек груди.

— Что такое, мой хороший? Ты какой-то напряженный.

Чертов Сааресто играется с ним, как кот с мышью, прекрасно зная, что с Олли, и почему он — как натянутая струна. Издевается и изводит, скользит руками по бедрам, поглаживает, перекладывает ладони на ягодицы и еще сильнее тянет на себя, приподнимая, заставляя встать на цыпочки и ощутить все еще ярче. И Олли буквально сносит голову от этого властного жеста, от похоти, что пульсирует в мозгу и члене, от сильных рук, сжимающих и поглаживающих его.

Сил ответить что-то едкое, сил на то, чтобы оттолкнуть веселящегося дьявола у него нет, и Олли может только неразборчиво материться себе под нос, молясь богам, чтобы Марко не прекращал…

Боги остаются глухи.

— Наверно это потому, что тебе жарко, — доверительно шепчет Марко и тянет его шорты вниз вместе с бельем.

Сквозняк ощущается особенно остро голой кожей, когда ты буквально наэлектризован от бурлящего внутри желания.

Резинка плотно проходится по напряженному, твердому члену, избавляя его наконец от давления ткани, и Олли открыто и жадно стонет, упираясь в столешницу руками и подаваясь тазом назад.

Марко разворачивает его, ведет нежно рукой по скуле и щеке, улыбается так ласково, будто это не его пальцы сейчас поглаживают поджавшиеся яйца Олли, а затем быстро избавляет от фартука.

Чертов блин уже наверняка сгорел.

Но какая, в сущности, разница, ведь Марко не останавливается на достигнутом, и теперь снимает с Олли еще и футболку. Правда на этот раз куда медленнее. Щекочет ребра, поглаживает живот, прощупывает напряженные мышцы, гладит грудь и цепляюет пальцами соски. Касается, нежит, упивается каждым миллиметром кожи, и в каждом прикосновении — бесконечность из любви и восхищения. Марко смотрит на него, любуется с мечтательной и довольной улыбкой, и Олли так хорошо, так сильно плевать на все, что он готов забыть о вредности и простить дразнящегося любовника прямо здесь и сейчас.

Но Марко не делает ничего из того, о чем без слов, одним взглядом — и стоящим, с влажной головкой членом — умоляет Олли. Стянув футболку, он возвращает фартук на место, одними глазами насмешничая над растерянным любовником. Не отказывает себе в удовольствии еще разок провести руками тому по талии, вновь разворачивает лицом к плите, издевательски оставив небрежно переплетенные завязки болтаться прямо напротив ложбинки между ягодиц, и отходит, наигранно удивленно шепнув напоследок:
— Надо же, все-таки сгорел!

Олли трясет головой и оторопело смотрит на дымящийся черным блин, отвлеченно думая, что он убьет Марко к чертовой матери.

Позже.